– Думаете, я больше никому не интересна?

– Мы должны встретиться еще разок.

– Чтобы вы меня съели? Значит, вы тоже считаете, что красота требует жертв?

– Нет, только денег.

– Она была с пластикой, ваша первая красота?

– Нет, красота была первозданной, как твоя.

Тихон задумался: «От всех ее движений пахнет грейпфрутом, свежий взгляд на вещи. При этом никакой меркантильности. Несмотря на ее юный возраст, вещи служат ей, она повелевает. Вот взять хотя бы мою руку, она невольно хочет прикоснуться к ее плечу, а лицо – к ее волосам, услышать запах волос и кожи. И только тупая сила воли не дает мне решиться на это. Я затыкаю эту течь желаний апельсином, который бросается мне в руки, чтобы только спасти меня от опрометчивых поступков. А может, это она спасает меня?»

Повертев в руках, он благодарно передает ей апельсин.

– Вы шмель. Я долго думала, кого вы мне напоминаете с вашей густой шевелюрой. Настоящий мохнатый шмель. – Взяла она апельсин от своего слуги, посмотрела на него, будто потрепала по загривку. Тот от удовольствия спрятал свое лицо за руку, сделав вид, что поправляет прическу.

– Почему сразу шмель?

– Ну это же лучше, чем пудель, тем более что пудель укусить так искусно не сможет. Я знаю этот психологический метод кнута и пряника: сначала ужалить, потом пожалеть.

– У шмеля нет жала.

– Значит, вы безжалостный шмель, – рассмеялась девушка. – Не принимайте вы так близко к сердцу. Я все время шучу.

– Я бы принимал вас каждый день.

– Вместо душа?

– Вместо завтрака.

– Те, кто взрослее, всегда обманывают тех, кто моложе, вроде как ложь во благо. Я даже не знаю, откуда берется это право. От разницы. Вы же тоже правды никогда не расскажете, где нужно – подкрасите, где возможно – подлатаете и придадите блеска, своеобразный фотошоп биографии, как там было на самом деле у вас, и почему вы сейчас здесь, и почему вы до сих пор одиноки. Я даже не знаю, что для этого должно произойти, чтобы вы это все кому-нибудь рассказали. Оттого все разговоры между людьми поверхностные, такой своеобразный хоккей, все толкают друг другу палками шайбу, передавая ход, а шайба эта – просто кусок резины, скользит себе туда-сюда. Жуем изо дня в день одно и то же. Погода прекрасна или паршива – вот прогноз любого разговора, а люди просто одноклеточные, жизнь которых зациклена на построении личных комфортных условий, по зернышку, по кирпичику облагораживают они идеальное место для размножения в собственной клетке, а чаще даже взятой в ипотеку.

– Довольно цинично про людей.

– Это все от тети. Это она развила во мне критическое мышление. Но какой бы циничной и резкой ни была, она ведь тоже всей правды не расскажет. Для сестры, которая про нее знает больше, одна правда, для меня – другая. Иногда я подслушивала, я знаю.

– Подслушано у тётушек! – рассмеялся Тихон.

– Да, голубчик, расскажите, я ведь про вас совсем ничего не знаю, – вновь очнулась бабуля, не совсем понимая, о чем речь. Проснулась теперь уже надолго, до вечера.

– Ну, что я могу сказать, про апельсины я уже рассказал.

– Да, а я все пропустила. Оказывается, апельсинам тоже нужны психологи?

– Хорошая шутка, – улыбнулся Тихон.

– Что вы еще любите делать?

– Я люблю кофе.

– Я поняла ваш тонкий намек, – усмехнулась бабушка. Она взяла со столика колокольчик и позвонила, резкая трель пробежалась по дому.

Твигс и Молли

Я не склонен к суициду, но мне тоже нужен адреналин. Иногда я выходил в окно, только жил на первом. Вот мое игрушечное самоубийство.

Если ты все время хочешь выйти в окно, то лучше жить на первом. Вдруг ты ошибаешься насчет такого выхода из своей жизни. Этот парень жил на первом. Он был айтишником. Он был умен. Он все время сидел в компьютере или в телефоне и что-то там кому-то настраивал. Судя по его рассказу, в какой-то момент он круто изменил жизнь: «По молодости я сильно рисковал, много пил и садился пьяным за руль, к тому же секс без правил, наркотики и безумный кутеж. И знаешь, кто меня спас? Кошка, я подобрал ее на улице, она была больна, и за ней надо было ухаживать. Вот так, чувство ответственности за чью-то жизнь заставило по-другому взглянуть на свою. С тех пор обожаю кошек».

Я тоже влюбился в одну. У него жила кошка, но не та, про которую он рассказывал, другая. В свободные от работы минуты он гладил нас по очереди, он кормил нас, он разговаривал с нами о глобальном. Его звали Эрик. Я не скучал по дому, я не рвался обратно, да и куда? К этой размеренной ленивой скуке, где из друзей одна глупая собака. Здесь я почувствовал жизнь, здесь я впервые влюбился и не прочь был еще немного пожить. Ее звали Молли.

Хорошее отношение сглаживало мое чувство обиды за тот нелепый поезд. То самое чувство обиды, которое было много сильнее чувства собственного достоинства, только этим можно объяснить, почему я так долго помнил плохое и почему оно так быстро затмевает все хорошее. Потому что плохое у меня было теперь в виде поезда, который встал передо мной и стоит, а за ним я ничего не вижу.

– Как ты живешь в таких условиях?

– Ты о чем?

– Нелегкие времена, все обо всех знают сегодня всё. Даже изменить как следует не получится.

– Поэтому выход один – быть верным.

– Шутишь?

– Нет.

– Это все из-за него.

– Из-за кого?

– Теперь между людьми торжествует интернет, нет той чистой атмосферы общения друг с другом вживую, люди сидят по домам и чаще выходят из себя, чем на улицу, даже еду им теперь приносят курьеры. Я же вижу, что происходит. В любой точке мира ты доступен, а значит, уязвим, тем более что теперь чаще вместо друзей тебе звонят мошенники, теперь они твои лучшие друзья. Если ты всегда доступен, не остается места для тайны.

– О какой тайне ты говоришь?

– О тайне личной жизни. Ее просто нет. За каждым твоим шагом следят, даже если ты еще не наследил. Хорошо, если этим человеком будет подруга, как случилось у меня. Молли считает, что это я к ней подошел первым, чтобы больше уже не отходить никогда, я так не думаю. В любом случае это удобно тем, что рядом с тобой, всегда есть любовь, с которой можешь не только ходить в кино, но и ходить налево в самом неудобном месте.